Ночью хочется залезть на крышу, высоко-высоко – так чтобы стало непонятно до каких огней дальше: до тех, что пролетают внизу, или же до тех, что снисходительно смотрят сверху.
И я посередине, в темноте, но почти в центре созвездия, и если закрыть глаза, то можно подслушать чужие мысли. Конечно, я буду ловить только то, что думают конкретно обо мне, для меня, - это ведь самое интересное (не правда ли?), да и зачем мне чужие секреты?
И тогда я пойму, что вовсе не обязательно ночами лазать на крышу - достаточно бывает просто спросить, или самой что-то рассказать, и нечего ломать комедию, ползать по крышам, корчить из себя телерадиоантенну посреди ночи.
И всё-таки, и всё-таки, ночью ТАК хочется на крышу – я не ищу лёгких путей, нормальные герои всегда идут в обход.
Меня умиляет твоя уверенность в … как это сказать…ммм… «моём к тебе ХОРОШЕМ отношении», да по-русски это будет примерно так. Так вот эта уверенность в полнейшем отсутствии негатива к тебе с моей стороны иной раз обезоруживает.
Когда меня ломает, я сильно не в духе, мрачна (а что ж вы хотели – любоффь!), Ты, как ни в чём не бывало, по-простому, спрашиваешь: «У тебя что-то случилось?». В такие моменты меня поражает насмерть такой искренний, почти наивный интерес в глазах – а что случилось?
А что ты хочешь услышать?
Что я живу с двумя сумасшедшими родственниками?
Что мне просто хреново, я накануне перебрала?
Что жизнь похожа на бег взапуски по листу Мёбиуса?
Что любимые мной мужчины никогда меня не любили?
Что в моей квартире вот-вот обвалится потолок?
Или же самое правдивое – чтоб сдох, сволочь любимая?
- Нет, всё нормально, ничего не случилось.
И я не понимаю, почему ты бесишься, обижаешься на мой ответ. Ведь и вправду ничего не случилось.
Брать в руки пишущий предмет - это всё равно, что заниматься спиритизмом.
Стол, пожалуй, не завертится, но зато всё, что его окружает - сколько угодно. Танцуют стулья, ковёр, чуть вздагивая, ползёт под шкаф, зеркало опрокилывается само с себя, - потому что сейчас есть только чёрные буквы, они сейчас центр вселенной, они неподвижны, и через них с тобой разговаривает (разговаривают?) непонятно кто и говорит неизвестно что.
Ты же - ты только интрумент, ты сидишь и строчишь чёрные буквы, не зная смысла написанного, не понимая значения - и не знаешь кого об этом спрашивать - и не остановиться.
И не знаешь каких демонов ты выпускаешь в этот мир.
Ты можешь носиться по саваннам (или что там есть в Австралии, или где там твоя историческая родина) с офигенной скоростью, можешь убить одним ударом ноги (лапы?).
Женщины рады раздобыть перьев с твоего хвоста – на шляпку, веер или просто так.
Ты – большой, красивый, сильный.
Я – городской воробей.
Я обретаюсь по помойкам, тусуюсь со мне подобными, дерусь за крошки батона, боюсь сизарей.
Я – маленькая, взъерошенная, непоседливая, иногда много чирикаю, иногда надоедаю.
Да, я – бедная, несчастная, влюблённая, недееспособная раздолбайка.
Но ещё я всё-таки талантливая, позитивная, неглупая, сильная и гордая. Мой характер, какой бы он ни был, моя личность, моё достоинство, моя гордость – это всё, что у меня есть в этом мире.
Поэтому я заочно прошу у Тебя прощения, за то что, я могла бы сделать, сказать – но не сделаю, не скажу. Конечно, я обкрадываю Тебя на некоторое количество положительных эмоций, которые ты честно заслужил, раз уж я их испытываю. %) Конечно, это всё Твоё – бесспорно, но это мне стоило слишком дорого, а Тебе, хоть и приятно щекочет самолюбие, да и вообще приятно, но не особенно-то надо. Оправдание, безусловно, слабое, но какое есть.
Сорри, любимый, каюсь: я бессовестно и совершенно сознательно краду из твоей жизни минуты/часы/дни счастья, которые и так-то не часто бывают. Повторюсь, эгоизм – это неизлечимо, каждый блюдёт свои интересы – и я не исключение. Самопожертвование – не моя сильная сторона, к счастью или к несчастью. Сорри.
Это трусливый выход из ситуации, так, наверное, сбегают дезертиры с театра любовных действий, наверное…Я не родилась с характером камикадзе, я не могу лезть на амбразуру, у меня нет хладнокровия сапёра, терпения снайпера, я никогда не полезу под танк с гранатой в руке, не собью самолёт из рогатки, элементарный шпионаж – и тот мне удаётся. Я абсолютно беспомощна во время боевых операций на войне полов. У меня иная стезя – я дипломат, воплощённый компромисс, я могу только заключить выгодный мир или объявить войну, как правило, холодную. А ещё умею уходить, по-английски.
Да, невеликий арсенал, но, как говорится, чем богаты…